Современный шведский детектив - Страница 142

142

— Стрёма привезли к нам в тяжелом состоянии, — сказал Гольдберг. — Он был без сознания; скверный перелом бедра, повреждение черепной кости, смещение позвоночника и тяжелые ожоги, потому что его машина загорелась. Мало-помалу он пришел в себя, но был слишком слаб, чтобы сознавать что-либо. Только в воскресенье он начал говорить, и выяснилось, что он не помнит ни того, что с ним стряслось, ни того, где он находится. Вчера он чувствовал себя сравнительно неплохо и поболтал с сестрами. А вечером ему принесли два апельсина и нож, чтоб их очистить. Его мучила сильная жажда, он много пил, а фруктовый сок в таких случаях очень полезен. И вот утром его нашли мертвым. Постель была залита кровью.

— Ночная сестра ничего не заметила? — спросил Хольмберг.

— Очевидно, нет. Он натянул простыню и одеяло до подбородка, а руки спрятал под ними. Только когда пришли его будить, то… н-да…

Он развел руками.

Некоторое время все молчали.

— Еще нашли письмо.

— Письмо?

— Да вот, — кивнул врач, — лежало в ящике ночного столика. На конверте надписано: «Биргитте». Думаю, там письмо. Во время обхода вчера вечером он попросил ручку и бумагу. Конверт я не вскрывал.

— Можно нам взглянуть?

— Не знаю… его жена…

— Она его получит, — сказал Хольмберг и посмотрел на конверт. — Гм, адреса-то нет.

— Адреса нет.

— Он что-нибудь говорил о родных?

— Только, что хочет написать жене.

Глава двадцать пятая

1

Хольмберг прочитал письмо.

Там были ответы на все «как» и «почему».

«Однажды вечером я встретил Фрома. Неожиданно столкнулся с ним в городе. Я спросил, как обстоят дела, принял ли он уже решение и есть ли у меня шансы получить работу. Он ответил, что об этом и речи быть не может. Молол насчет ответственности перед фирмой и перед клиентурой и что я отнюдь не подходящая персона для такого солидного поста. Потом завел про мои политические взгляды. Такое впечатление, что он с каждой минутой распалялся и в конце концов почти прокричал, что фирме, право же, не нужны всякие там уголовные леваки. Он-де звонил своему знакомому в полицию и навел справки. Думаю, он не собирался называть имя того человека, но в запале оно нечаянно сорвалось с языка. Кончилось тем, что Фром повернулся и ушел. Сказал только, что, мол, благодарит покорно за таких работников. „Левацкий подонок“ — вот как он меня обозвал».

Хольмберг покачал головой и передал письмо Улофс-сону.

Вестсрберг заглянул Улофссону через плечо.

— «…быть безработным не привилегия. Это кошмар, — тихо прочитал Улофссон. — Это равнозначно полному лишению права на существование…»

Он умолк.

— Бедняга, — медленно проговорил Вестерберг.

2

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хольмберг, усаживаясь на стул возле койки.

— Ничего… Будь я проклят, здесь велят вставать и ходить уже на другой день после операции. Но сейчас все о'кей, — сказал Удин. Облаченный в толстый белый халат, он лежал на постели.

— Отлично. Я пришел сказать тебе, что все кончилось.

— Поймали?

— Да как тебе сказать. Он умер…

И Хольмберг сообщил, что произошло.

— Вот это да, будь я проклят! И все это ты узнал из письма?

— Не совсем. Поговорили с его женой, с соседями — ну и постепенно сложилась более или менее полная картина.

— Он действительно собирался после покушения на Бенгта покончить с собой?

— Так написано в письме. Вот, смотри сам. — Хольмберг вытащил из кармана письмо и прочитал: — «…Выстрелив в Турена, я решил умереть. Погнал на машине в Мальме. Думал там пустить машину в море и исчезнуть, утонуть. Застрелиться духу не хватило. Но, выехав на шоссе, я увидел скопление горящих автомобилей и понял, что произошел несчастный случай. Тогда я до отказа выжал газ и врезался прямо в этот костер. Но неудачно, потому что снова очнулся, в больнице…»

Хольмберг опустил руку с письмом.

— И тогда он попросил нож, чтобы очистить апельсины.

— Гм, — буркнул Удин, разглаживая усы. — И за всем этим стояла ненависть… будь я проклят, странныймир… честное слово…

— Студенческий мир.

— Не только.

— Знаю, что не только.

3

Четверть часа спустя Хольмберг собрался уходить.

— Послушай, — начал Удин.

— Да?

— По-моему, вы с Севедом меня невзлюбили. Хольмберг застыл как вкопанный, но промолчал, ожидая, что еще скажет Удин.

— Уж больно вы ершились, — продолжал тот.

— Брось ты. Мы были измотанные и…

— Щепетильные? Из-за Бенгта? Хольмберг пожал плечами.

— Видишь ли, ты был слишком уж посторонний во всем этом, если тебе понятно, что я имею в виду.

— И чересчур много работал языком, да?

— Брось, — сказал Хольмберг. — Увидимся до твоего отъезда.

Он закрыл за собой дверь, спустился на лифте вниз и вышел на залитую солнцем улицу.

Глава двадцать шестая

1

Мартин Хольмберг чувствовал какую-то пустоту внутри.

Севед Улофссон был уже не в силах ненавидеть Стефана Стрёма.

Ларе Вестерберг вернулся к себе в отдел.

Начальник полиции был доволен: слава богу, все кончилось.

2

Улофссон поехал к Соне Турен.

Она открыла сама. Вид у нее был очень усталый.

— А-а… это ты, Севед.

— Да. Хотел сказать тебе, что все кончилось.

Она поднесла ладонь к губам и расплакалась. Потом тихо сказала:

— Бенгт…

— Нет-нет. Прости, я неудачно выразился. Мы поймали того, кто стрелял в Бенгта.

— А-а… Входи.

Держась за стену, она прошла в гостиную. Села на диван, уронила голову на руки и молча плакала.

142