— Гммм… Я понимаю, вы сыты по горло тем, изза чего вас сейчас здесь держат. Может быть, вы вовсе не хотите ворошить это старое дело?
Мауритсон долго думал, прежде чем ответить.
— Почему же? Мне только полезно потолковать о том, что было на самом деле. Иначе, ейбогу, с ума сойду.
— Ну, смотрите, — сказал Мартин Бек. — А только мне кажется, что в этих бутылках был вовсе не ликер.
— И это верно.
— Что в них было на самом деле, сейчас не важно.
— Могу сказать, если вам интересно. В Испании над бутылками немного поколдовали. С виду все как положено, а внутри — раствор морфина и фенедрина, он тогда пользовался большим спросом. Так что ящик представлял немалую ценность.
— Насколько я понимаю, теперь вам за давностью ничто уже не грозит за попытку провезти контрабанду, ведь дело ограничилось попыткой.
— Что верно, то верно, — протянул Мауритсон так, словно до него это только сейчас дошло.
— Затем, у меня есть причина предполагать, что этот Свярд вас шантажировал.
Мауритсон промолчал.
Мартин Бек пожал плечами:
— Повторяю, вы не обязаны отвечать, если не хотите.
Мауритсон никак не мог укротить свои нервы. Он непрерывно ерзал на стуле, руки его беспокойно шевелились.
«Похоже, они его всетаки обработали», — удивленно подумал Мартин Бек.
Он знал, какими методами действует Колльберг, знал, что методы эти почти всегда гуманны.
— Я буду отвечать, — сказал Мауритсон. — Только не уходите. Вы возвращаете меня к действительности.
— Вы платили Свярду семьсот пятьдесят крон в месяц.
— Он запросил тысячу. Я предложил пятьсот. Сговорились на семистах пятидесяти.
— А вы рассказывайте сами, — предложил Мартин Бек. — Если на чемнибудь споткнетесь, реконструируем вместе.
— Вы так думаете? — У Мауритсона дергалось лицо. — Вы уверены?
— Уверен.
— Скажите, вы тоже считаете меня ненормальным? — вдруг спросил Мауритсон.
— Нет, с какой стати.
— Похоже, что все считают меня чокнутым. Я и сам готов в это поверить.
— Вы рассказывайте, как было дело, — сказал Мартин Бек. — Увидите, все разъяснится. Итак, Свярд вас шантажировал.
— Он был настоящий кровосос, — сказал Мауритсон. — Мне в тот раз никак нельзя было под суд идти. Меня уже судили раньше, на мне висели два условных приговора, я находился под надзором. Но вы все это знаете, конечно.
Мартин Бек промолчал. Он еще не исследовал досконально послужной список Мауритсона.
— Так вот, — продолжал Мауритсон. — Семьсот пятьдесят в месяц — не ахти какой капитал. За год — девять тысяч. Да один только тот ящик куда дороже стоил.
Он оборвал свой рассказ и озадаченно спросил:
— Ейбогу, не понимаю, откуда вам все это известно?
— В нашем обществе почти на все случаи есть бумажки, — любезно объяснил Мартин Бек.
— Но ведь эти бестии окаянные, наверно, каждую неделю ящики разбивали, — сказал Мауритсон.
— Правильно, только вы не потребовали возмещения.
— Это верно… Я елееле отбрехался от проклятой страховки. Мало мне Свярда, не хватало еще, чтобы инспекторы страхового общества начали в моих делах копаться.
— Понятно. Итак, вы продолжали платить.
— На второй год хотел бросить, но не успел и двух дней просрочить, как старик сразу угрожать начал. А мои дела постороннего глаза не терпели.
— Можно было подать на него в суд за шантаж.
— Вот именно. И загреметь самому на несколько лет. Нет, мне одно оставалось — гнать монету. Этот чертов хрыч бросил работу, а я ему вроде как бы пенсию платил.
— Но в конце концов вам это надоело?
— Ну да.
Мауритсон нервно мял в руках носовой платок.
— А что, между нами, — вам не надоело бы? Знаете, сколько всего я выплатил этому прохвосту?
— Знаю. Пятьдесят четыре тысячи крон.
— Всето вам известно, — протянул Мауритсон. — Скажите, а вы не могли бы забрать дело об ограблении у тех психов?
— Боюсь, из этого ничего не выйдет, — ответил Мартин Бек. — Но ведь вы не покорились безропотно? И пробовали припугнуть его?
— А вы откуда знаете? Примерно с год назад я начал задумываться, сколько же всего я выплатил этому подонку. И зимой переговорил с ним.
— Как это было?
— Подстерег на улице и сказал ему — дескать, хватит, отваливай. А тот, жила, мне в ответ — берегись, говорит, сам знаешь, что произойдет, если деньги перестанут поступать вовремя.
— А что могло произойти?
— А то, что он побежал бы в полицию. Конечно, дело с ящиком давно кануло в прошлое, но полиция обязательно копнула бы в настоящем, а я не только законными делами занимался. Да и поди растолкуй убедительно, почему столько лет платил ему без отказа.
— Но в то же время Свярд вас успокоил. Сказал, что ему недолго осталось жить.
Мауритсон опешил.
— Он что, сам вам рассказал об этом? — спросил он наконец. — Или это тоже гденибудь записано?
— Нет.
— Может, вы из этих — телепатов?
Мартин Бек покачал головой.
— Откуда же вам все так точно известно? Да, он заявил, что у него в брюхе рак, протянет от силы полгода. Мне кажется, он струхнул немного. Ну, я и подумал — шесть лет содержал его, какнибудь выдержу еще полгода.
— Когда вы в последний раз с ним разговаривали?
— В феврале. Он скулил, плакался мне, словно родственнику какомунибудь. Дескать, в больницу ложится. Он ее фабрикой смерти назвал. Его в онкологическую клинику взяли. Смотрю, вроде бы и впрямь старичку конец. «И слава Богу», — подумал я.
— А потом всетаки позвонили в клинику и проверили?