— Тебе смешно? Я ведь предупредила, что помню одну чепуху. Не думай, Альберта была не такая глупая, какой выглядит в моем рассказе. На самом деле деньги для нее ничего не значили, она любила дядю Франса Эрика. И меня тоже.
— То, что ты рассказываешь, вовсе не глупо, — успокоил ее комиссар Вийк. — Даже твой беглый рассказ о ее жизни звучит как увлекательная история Яльмара Бергмана или Диккенса. Только почему ты зовешь свою приемную мать просто Альбертой, а приемного отца — дядей Франсом Эриком?
— Потому что он был намного старше ее. Ему было шестьдесят восемь, когда они поженились и подобрали меня в Лубергсхюттане. А ей только что исполнился пятьдесят один год, и по сравнению с ним она была молодая, энергичная и красивая.
— Ну, красивой я бы ее не назвал, — заметил комиссар. — Хотя сразу было видно, что личность незаурядная.
— То же самое сказал и Эдуард, когда впервые увидел ее в крещенский сочельник, — сухо заметила Полли.
— Ну вот и последний съезд перед Кульбеком, теперь скоро и Чёпинг. А что это за Эдуард?
— Один противный парень, перед которым стелется Мирьям. Ради него она на все готова. По-моему, он тянет из нее деньги. Мирьям нашла его в какой-то датской больнице, приехал он то ли из Бразилии, то ли из Венесуэлы, но хорошо говорит по-шведски.
— Красивый малый?
— Ни капли, — решительно ответила Полли. — Только Мирьям и считает его красивым. Она повсюду таскает его за собой. Недавно вырядила его в черный костюм и привезла на кремацию. Дядя Рудольф прямо из себя вышел от такой бестактности.
— Потому что они с Мирьям не женаты?
— Да, и еще потому, что в церкви она усадила его среди нас, на скамье для родных. Но Мирьям и дядя вечно на ножах. У них разные взгляды буквально на все. На еженедельник, на женщин-пасторов, на цвет автомобиля, в котором едут на похороны, на таяние снега в Лубергсхюттане — на все.
Они миновали длинный виадук у въезда в Чёпинг.
— Словом, — подытожил Кристер Вийк, — опись имущества обещает быть весьма драматическим событием.
— Боюсь, что да. Ужасно хочется удрать подальше и выждать, пока улягутся страсти.
— Но ведь ты, как я слыхал, тоже наследница? Почему ты говорила Камилле, что не рассчитываешь ни на какое наследство?
— Это мне внушили еще в раннем детстве, — горько призналась Полли.
— Кто же внушил? Альберта или управляющий Фабиан?
Полли сдвинула темные брови, она была смущена.
— Главным образом он. Помню, как-то вечером, незадолго до смерти, он отвел меня в свой кабинет и там с глазу на глаз попытался объяснить мне, что со временем я останусь одна и мне придется жить самостоятельно, — мне было тогда лет восемь, не больше. Я не поняла и половины из его слов, но он все время, как припев, повторял одну и ту же фразу: «Все Альберте, все Альберте».
— Как ты к нему относилась? Так же, как к Альберте?
— О нет. Он был такой старый и важный, я его боялась. Конечно, я уважала его, восхищалась им, но любила я только Альберту.
Перед Арбугой, на прямом и безопасном отрезке пути, Кристер Вийк внезапно повернулся к Полли, и, застигнутая врасплох, она несколько секунд была вынуждена смотреть ему прямо в глаза.
— Я понимаю, смерть Альберты — тяжкий удар для тебя, — сказал он. — Но ты чего-то не договариваешь. Ты боишься, Полли. Чего ты боишься?
Может, в другое время Полли нашла бы в себе силы ответить.
Но в Арбуге их встретила вода. Случай был упущен. — Кристер, смотри, полиция перекрыла дорогу.
— Да, какое-то шоссе закрыто, возможно, наше. Молодой полицейский подтвердил его догадку.
— Шоссе Двести сорок девять между Феллингсбру и Фрёви наглухо перекрыто. Внизу, в долине, положение продолжает осложняться. В четверг отменили один поезд через Эрваллу, а вчера и все остальные. Вода поднялась над рельсами на тридцать сантиметров. А теперь одно за другим выходят из строя шоссе. В Эребру вам лучше всего ехать по Е-восемнадцать.
Возле переправы через реку Полли попросила:
— Остановись на минутку, если можно. Мне хочется посмотреть.
На мосту, несмотря на солнце, было зябко. Мирная река превратилась в широкий бурлящий поток, который в любую минуту грозил смыть с берега все красные коттеджи.
С комиссаром Вийком поздоровался какой-то фоторепортер. Кивнув на воду, он сказал:
— Видали, как разлилась? Почище Рейна или Дуная. Красивое зрелище, если бы не опасность.
— Да, — задумчиво отозвался Кристер. — Вода идет с гор, из Лённстада и Скуги. Тебе что-нибудь известно про те места?
— Грандиозное бедствие, — ответил репортер. — Но мне удалось сделать потрясающие снимки, особенно в Скуге. Там над самой высокой плотиной уровень воды поднялся до ста семидесяти сантиметров. Я только что оттуда…
Но его уже никто не слушал. Кристер Вийк быстро усадил свою спутницу в машину, и они помчались в затопленную Скугу.
Они почти не разговаривали, пока равнина не осталась позади и дорога не пошла круто вверх, на север, по лесистым горам.
Но и тогда их краткие замечания вертелись вокруг одного и того же.
— Снег, — сокрушалась Полли. — В лесу под елями еще лежат большие сугробы. Значит, вода будет прибывать.
— Да, — согласился комиссар Вийк, — нечего и надеяться, что все уже стаяло.
— Хотя теплая погода установилась уже давно, — сказала Полли. — Просто небывалая теплынь. Того и гляди растаешь на солнце.