Очнувшись от музыкальных грез, девушка не могла понять, что так огорчило и взволновало неизменно корректную и выдержанную Мирьям.
— Быть не может! — кричала она. — Как же теперь печатать интервью с этой особой из риксдага? Ведь у нас уже готова обложка с ее цветной фотографией! За сегодняшний день мы ничего не успеем сделать. Чем нам заткнуть эту брешь?
— Спроси у кого-нибудь другого, — проворчал Еспер. — Мне-то чего ради расшибаться для твоего паршивого листка.
Он нервно шагал взад и вперед по ковру цвета слоновой кости, закрывавшему пол от стены до стены. То профиль Еспера, то его спина мелькали перед глазами у Полли, весь его облик выражал досаду.
— Статья была превосходная, я так радовался, что ее напечатают. И вот, пожалуйста, только что по радио сообщили об этой автомобильной катастрофе. Трое пострадавших, среди них женщина, депутат риксдага. Я позвонил узнать, кто именно, оказалось, наша.
— И тем не менее… — металлическим голосом начала Мирьям.
Однако пришлось главному редактору стерпеть, что ее перебили.
— Она в тяжелом состоянии, — продолжал Еспер. — А ребенок из другой машины совсем плох. К тому времени, когда выйдет номер, кого-то из них уже, может, не будет в живых. И вот ведь насмешка: в моей статье говорится, что она больше других ратует в риксдаге за усиление безопасности уличного движения.
— А по чьей вине произошла авария?
— Какая разница, — устало сказал Еспер. — Все равно бестактно после такого случая представлять ее «Женщиной недели». Но выход есть: я могу за день накатать новую статью и сам отвезу ее в типографию, только придумай про кого.
— Закрой дверь и сядь, — велела Мирьям. Бесплатный спектакль окончился, и Полли вздохнула.
Ей не хотелось возвращаться к работе. Из огромной кучи пожеланий предстояло отобрать те, что были адресованы в единственный в журнале раздел, посвященный непосредственно подросткам. Один из редакторов, коренной сток-гольмец, окрестил его «Привет, девочки!».
Обычно материал для этого раздела поставляли студенты факультета журналистики. Но, случалось, выступали и любимцы молодежи, владевшие пером.
Полли начисто забыла, что в майском номере автором на этой полосе выступит один из ее кумиров. Она растерялась и покраснела, когда на пороге приемной появился знаменитый певец Хокан Хагегорд и весела, произнес на своем вермландском диалекте:
— Привет, девочка! А ведь я тебя уже где-то видел, только не помню где.
— Дома у Камиллы Мартин, — смущенно ответила Полли.
— Точно, теперь вспомнил. Как успехи?
— Спасибо, вроде неплохо.
— Уже не рвешься обратно в Скугу? Наверное, чувствуешь себя в Стокгольме как дома?
Девушка в немом восторге не сводила с него глаз. Человек выступает по телевидению, поет на крупнейших оперных сценах мира, дружит со знаменитостями, а вот ведь помнит и ее, помнит даже, о чем они говорили полгода назад. Она машинально выпрямилась на стуле.
— Стокгольм до сих пор мне чужой, я бы охотно вернулась в Скугу.
— Жить и умереть в родимом Вермланде, — пошутил Хокан Хагегорд.
— Наверное, всегда лучше там, где нас нет, — задумчиво произнесла Полли. — Может, все дело в этом.
Какие серьезные серые глаза, подумал он, но тут в приемную влетела Мирьям Экерюд, чмокнула Хокана Хагегорда в щеку и, не давая ему опомниться, затараторила:
— Хокан, золотко, ты один можешь нас выручить. У тебя куча друзей. Посоветуй какую-нибудь дамочку для рубрики «Женщина недели». Номер должен выйти в первых числах мая.
— Возьмите Камиллу Мартин, не пожалеете, — предложил он не задумываясь. — А в мае она окажется в центре внимания, поскольку будет исполнять партию Сенты в «Летучем голландце».
— Блеск! — обрадовалась Мирьям. — Раз уж мы начали рекламировать оперных певиц, воспользуемся еще разок этой темой.
Еспер не разделял оптимизма сестры.
— После той скандальной истории в Дании она газетчиков не жалует.
— А уж это уладит Полли, — распорядилась Мирьям.
— Я?
— Через час ты едешь к ней на урок? Так? Вот и действуй.
В белом кабинете зазвонил междугородный телефон.
— Подойди, Еспер.
Еспер взял трубку. И они сразу поняли: случилось что-то из ряда вон выходящее.
— Это из Скуги, — сказал он в открытую дверь. — Тетя Альберта. — Она умерла.
Его рука, все еще сжимавшая телефонную трубку, дрожала. Полли побелела.
Мирьям никак не обнаружила своих чувств, только сказала с досадой:
— Ну и денек. Тетя, конечно, не могла выбрать для смерти более удачное время.
— Нет, — сказала Камилла Мартин-Вийк. — Я не хочу быть «Женщиной недели», никому это не нужно. Мне решительно нечем порадовать читательниц майского номера.
— Так я и знала, — удрученно проговорила Полли. — Еспер предупреждал, что ты не согласишься на интервью. Он ни минуты не сомневался, что ты откажешься. Уговорить кого-то — это для меня безнадежное дело.
Она обвела взглядом великолепную студию с балконными дверями и окнами во всю стену. Там внизу пересекались Карлавеген и Шеппаргатан. Заглянув в прекрасные золотисто-карие глаза певицы, Полли прибавила с горечью:
— Для меня любое дело — безнадежное. Из меня никогда ничего не получится, верно?
Камилла в свою очередь разглядывала бледную, скромно одетую девушку. Полли была ее первой ученицей, она взяла ее, уступив просьбам свекрови. Ей бы очень хотелось искренне сказать Полли, что у нее превосходные вокальные данные и ее ждет блестящее будущее. Но у Камиллы не было такой уверенности.