Современный шведский детектив - Страница 139

139

Обернувшись, он увидел, что Биргитта Стрём остановилась в дверях.

— Садитесь, садитесь, — пригласил Хольмберг.

— Спасибо.

Она опустилась на краешек стула.

Хольмберг посмотрел на нее. Первая мысль была: внешность самая заурядная, ничегошеньки не говорящая. Маленькая и худая, почти хрупкая. Лицо бледное, каштановые волосы до плеч чуть взлохмачены. Взгляд усталый, упорно смотрит в пол.

Одета она была в короткую юбку и белую блузку с черным жакетом. На руке часы. Никаких украшений: ни колец, ни браслетов, ни серег, ни броши.

Только губы бросались в глаза — ярко-красные, они резко выделялись на бледном лице.

Не такими ли красными губами наше воображение наделяет проституток? — подумал Хольмберг и тотчас устыдился, поймав себя на этой мысли.

— Как самочувствие? — спросил он.

— Я… устала…

— Гм…

— Чго он, собственно, натворил, Стефан?..

— Почему ты спрашиваешь… Можно на «ты»?

— Конечно.

— Так почему ты спрашиваешь?

— Ну… — Она подняла глаза и слегка пожала плечами. — Иначе зачем полиции его искать, если он ничего не сделал? Ведь наверняка что-то сделал. С ним самим-то ничего не случилось? — Она вдруг застыла и посмотрела ему прямо в глаза.

— Случилось? Нет, не думаю. Мы подозреваем, что он замешан кое в чем, случившемся на прошлой неделе.

— В чем же? Расскажи, в чем дело, не надо держать меня на взводе.

— У нас есть основания полагать, — Хольмберг точно прыгнул очертя голову в омут, — что Стефан Стрём причастен к убийству директора Фрома и к покушению на убийство комиссара Турена, имевшим место на прошлой неделе.

— О-о… нет… — Она закрыла лицо руками. Но не плакала. — О нет… только не это… только не это… ведь и так…

— Ведь и так?

— Я имею в виду… его вечно преследовали неудачи… заботы…

— Гм…

— Значит, это он… стрелял? Я читала об этом в газетах и видела по телевизору. Он? Стефан? Он стрелял?

Черт, подумал Хольмберг, слегка вздохнул и сел за стол. Сложил руки на столе и посмотрел ей в глаза.

— Не знаю, но кое-что говорит за это, — медленно сказал он. — Но я не знаю. Хотя думаю, что так оно и есть. Нам необходимо поговорить с ним. Вдруг это не он. Но пока нам неизвестно, где он, пока мы его не найдем, пока мы будем подозревать, что у него есть основания скрываться, — до тех пор мы будем думать, что совесть у него нечиста.

— Боже мой…

— Мне очень жаль, — тихо сказал Хольмберг. — Но так уж вышло.

— Да… — Она едва заметно кивнула и перевела дух. — Да, я понимаю.

— Так, может, расскажешь немного о нем? Я имею в виду, вдруг это натолкнет нас на мысль, где он прячется. Во всяком случае, мы получим более четкое представление о том, что произошло и почему.

— Где он, я не знаю… Но могу рассказать о нем.

— Э-э-э… сигарету? — Хольмберг протянул ей пачку.

— Нет, благодарю… а впрочем… Он поднес ей спичку.

— Я встретила Стефана в шестьдесят шестом. Через два года мы поженились, и в это же время он закончил университет. Не бог весть как: он никогда полностью не сосредоточивался на учебе, всегда у него была масса других дел — землячество, политработа и все такое. Материальное положение у нас было не блестящее. Я, конечно, зарабатывала, четыре года трубила ассистенткой у врача, а других источников дохода у нас под конец не осталось. Сбережения мои ушли на жилье, мы поселились в двухкомнатной квартире, которая стоила нам четыреста крон в месяц… ну и кое-что пришлось купить. Мебель, циновки, кровати, стол, стулья, кресла, диван и прочее… тоже немалые деньги. До того как мы поженились, я снимала меблирашку с полным пансионом. Поэтому вещей у меня почти не было. Стефан жил в общежитии. Сбережений у меня гроши, откладывать было особенно не из чего, да я и не стремилась к этому… относилась к будущему несколько беззаботно. На квартиру в общежитии мы претендовать не могли, где уж нам. Да… после окончания курса он начал искать работу. Отвечал на объявления и как только не пробовал — а в ответ вежливые отказы. Он надеялся на хвалебные отзывы о работе в землячестве, дескать, лишний козырь, во всяком случае, так говорили другие… но, видимо, на деле все обстояло иначе. Странно как-то, ведь он раз даже был председателем землячества. Иногда он куда-нибудь устраивался, но все это продолжалось недолго, работа-то непостоянная. Был санитаром, школьным сторожем, надзирателем тюрьмы в Мальме, продавцом в книжном магазине. Но платили там негусто, а главное — работа была временная. Три месяца он торговал электропроводами в кооперативном магазине ЭПА, две недели вкалывал грузчиком на складе. Только и делал, что таскал болты и складывал их в ящики. Сортировал документы в архиве, полтора месяца, два года назад. И все время искал постоянное место. В Лунде и в других городах… даже на севере, в Будене. Потом родился Мате. Осенью шестьдесят девятого.

— Мате — это ваш сын?

— Да. Сейчас ему три года. После его рождения мы стали получать пособие на ребенка, но как раз в это время повысили квартплату, а Матсу нужны и пеленки, и еда, и одежда… и цены на еду тоже выросли. И самим надо одеться. А жалованье у меня не больно-то увеличилось. Два года назад, в семидесятом, все кончилось. Он больше не мог найти работы. Не знаю, может, тут сыграли свою роль и политические симпатии Стефана, но ведь в его документах это не указано… Думаю, работы попросту не было.

— А каковы его политические взгляды?

— Как вам сказать… В общем, он не социалист, скорее либерал, но весьма радикально настроенный… да, очень радикальный либерал… Хотя, может, это почти то же самое, что социалист? Я не знаю… Наверно, когда ищешь работу, радикализм только вредит. Он обычно говорил, что если у тебя есть убеждения и если ты их отстаиваешь, то ни черта не получишь. Видно, так оно и есть. Он любит спорить, дискутировать… Конечно, он никакой не террорист, но вечно рассуждает о всяких там недостатках в обществе и в мире и о том, что это надо изменить.

139