— Значит, те, кто шел к Фрому, просто шагали себе, не спрашивая, куда им идти?
— Ясное дело… приходят и спрашивают куда.
— Но не говорят, по какому вопросу?
— То-то и оно. Не говорят. Никогда. Скажут: мне, мол, к такому-то. А больше ни словечка.
— Вы хорошо знали Ингу Йонссон?
— Ингу? Почти нет, если хотите.
— Вы что же, даже не разговаривали?
— Почему? Разговаривали, но не то чтобы очень общались. О чем нам особо говорить-то?
— Она вам не нравится?
— Да, если уж на то пошло. — Девица равнодушно пожала плечами.
— Вы не знаете, с кем из мужчин она встречалась?
— Нет.
— И не видели ее в обществе молодого человека?
— Нет. Но я бы не удивилась… блудливая макака…
— Что-что?
— Зря я это сказала… — Она прикусила губу, и брови ее поднялись высоко-высоко, к самым корням волос. Впрочем, расстояние это было от природы невелико.
— Тут вы, пожалуй, правы, — сказал Улофссон. — Но извольте немного пояснить свои слова.
— Ну… на праздниках фирмы и на рождество она вечно исчезала с кем-нибудь или кто-то провожал ее домой.
— Кто же, например?
— Все время разные.
— Значит, никто в частности.
— Да, выходит, так.
— Ваши сослуживцы назойливы? Она хихикнула.
— Так как же?
— Ну… обыкновенно…
— Значит, и вы…
— Уж за себя-то я как-нибудь постою. Не сомневаюсь, подумал Хольмберг.
Чуть ли не поголовно все, кто путался с Ингой Йонссон, не стыдились этого и даже не пробовали утаить.
Выяснилось, что минимум семеро сослуживцев попользовались ее благосклонностью. Во время праздников.
— Я бы сказал, она была сговорчивее Аниты, — заметил очкастый художник по фамилии Грюндер.
— А кто такая Анита? — спросил Хольмберг.
— Девчонка из «Справочной», здешняя секс-бомба. Быть не может, чтобы вы ее не заметили!
— Я с ней уже потолковал, — сообщил Улофссон.
— Так она в прошлое рождество даже на столе плясала, голышом. Этакое секс-шоу для узкого круга.
И Грюндер живописал, как юная блондинка Анита Ханссон устроила стриптиз, а потом изобразила весьма рискованный танец живота.
— Не пойму, как ее жених терпит все это.
— Он тоже был на празднике?
— Нет, конечно, черт побери. Праздники устраиваются для узкого круга. Без жен и без мужей.
— А Фром при этом бывал? — полюбопытствовал Хольмберг.
— Что вы! Ровно в одиннадцать он всегда отчаливал. Не-ет, он…
Однако о молодом приятеле Инги Йонссон решительно никто не знал.
Направляясь к выходу, Улофссон не удержался и с любопытством взглянул на Аниту. Что она будет делать: просто посмотрит на него или начнет флиртовать? Может, стоило бы затесаться на ближайшую вечеринку под каким-нибудь служебным предлогом, подумал он.
На улице было тепло и солнечно. Все вокруг дышало весной.
Автобусы и машины, пуская сизые облака выхлопных газов, теснили велосипедистов.
В лавке напротив шла бойкая распродажа обуви.
Было пятнадцать минут четвертого. Оба они проголодались.
— Видимо, это и есть ключ ко всему, — предположил Улофссон, похлопывая по лежащей на столе папке.
— Вполне возможно, только работы здесь — ого-го! Хотя все вроде и разложено по полочкам. Но может, все-таки выйдем на человека, который стрелял в Бенгта, — с надеждой сказал Хольмберг. В голосе его слышались стальные нотки.
— Да… и в Фрома. И с Ингой Йонссон разделался, наверно, тоже он. Не забывай об этом…
Подали голубцы, и некоторое время оба молча жевали.
— Интересно, как она там, — сказал Хольмберг.
— Эмиль знает, наверно. А вот как с Бенттом?..
— Да…
— Попадись нам этот гад!..
Хольмберг кивнул и залпом осушил стакан молока. Кофе решено было выпить в управлении.
Они чем-то напоминали упряжку лошадей, которые сбились с пути и изо всех сил стараются найти дорогу. Оставшись без руководителя и шефа, они потеряли направление, а шеф был далеко, где-то на грани между жизнью и смертью.
Их обуревало одно-единственное стремление: выманить преступника из логова.
Как в охоте на лис.
Необходимо найти нору.
А еще они жаждали сделать свое дело.
Теперь же появился дополнительный стимул, личный.
Охотник и дичь — полиция и преступник.
Хольмберг надеялся обнаружить в папке ответ на все свои «почему».
От нетерпения он даже вздохнул. Ведь надо перелистать ни много ни мало сорок два скоросшивателя с документами.
Он раздраженно хлопнул ладонью по столу и встал.
Подошел к окну, выглянул на улицу и достал из кармана сигарету.
С чего начать?
С конца?
Или с начала?
Как, черт побери, приступить?!
Он отворил окно и высунулся наружу. Облокотившись о подоконник.
Если Фром звонит Бенгту насчет кое-каких сведений… Он быстро вернулся к столу, взял карандаш и листок бумаги.
Сейчас прикинем…
Что там говорила Сольвейг Флорен?
Двадцать первого они встречались.
Интересно, что она за…
Переспал разок… Фу ты, черт!
Впрочем, как знать.
Карандаш сломался.
— А, черт!
Он швырнул карандаш в угол и взял другой.
Двадцать первого. Так и запишем: 21-го.
Бенгт говорил «на днях»…
Как это понимать?
В пределах двух-трех дней?
— А, ладно… Запишем так: «Объявление 15.3, ответы не позднее 1.4».
И сразу же начали отсев, да?
Возможно…
Между первым и двадцать первым апреля… на днях…